Рост мировой экономики тормозит госрегулирование

Москва. 26 февраля. FINMARKET.RU - О том, что в развитии экономики Европы что-то идет не так, стало понятно еще в начале 2000-х годов, задолго до кризиса, но вскоре после введения там единой валюты. Темпы роста резко замедлились на фоне все более решительного вмешательства национальных и наднациональных государственных институтов в функционирование экономики.

После кризиса 2008-2009 годов государственное вмешательство в экономические процессы резко усилилось во всем мире. В итоге банкам просто запретили рисковать. Один из главных двигателей экономического роста заглох.

Не случайно возобновление роста сейчас происходит в первую очередь в США, где англосаксонская система менее всего склонна к вмешательству в дела бизнеса, замечает экономист Леонид Григорьев - редактор коллективной монографии "Мировая экономика в начале XXI века", которая во вторник была представлена в Аналитическом центре при правительстве России. Кроме сотрудников и экспертов центра к работе над книгой привлекались специалисты факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ, а также Совета по внешней и оборонной политике.

Председатель президиума последнего Федор Лукьянов так охарактеризовал смысл коллективного труда: "Есть основа для понимания всего того кошмара, который будет происходить". По его словам, на примере событий на Украине, "как на некоем подопытном существе можно наблюдать, что происходит, если не проявлять достаточного профессионального уровня и не понимать происходящих процессов".

Леонид Григорьев, главный советник руководителя Аналитического центра при правительстве РФ

"Чиновники зажали финансовые рынки регулированием, и формально это абсолютно правильно: в 2008 году финансовые рынки разлетелись и угробили мировую экономику на пять лет. Политики боятся нового кризиса. Но зажав рынки, они оказались в ситуации, когда выбраться из кризиса невозможно: все свалились в ямку, и они теперь ее цементируют, вместо того, чтобы вылезти из нее и побежать. Это то, что называется «институциональной ловушкой.

Универсального рецепта, что надо в этой действительно тяжелой ситуации делать, нет. Вот сейчас американцы очень медленно, потихонечку дергаются туда и сюда, начинают выбираться. Не исключено, из-за того, что у англосаксов всегда был меньше уровень вмешательства государства в экономику.

Например, через пять лет после кризиса мы имеем серьезные проблемы в финансовом секторе, credit crunch. Это уникальная ситуация: деньги дешевы, но их никому не дают, и их никто не берет. Не дают, потому что не понятно, в какие проекты вкладывать, и кто будет отдавать. И не берут, потому что тоже опасаются угрозы провала. Инвестиционный процесс чрезвычайно вялый не только у нас.

Мы как-то по умолчанию полагаем, что ужесточение регулирования - это хорошо. С точки зрения защиты от банкротств – да. Все регуляторы прозевали приближение кризиса 2008 года. Но никто в этом не хочет признаваться. Все идеи направлены на предотвращение банкротства и рисков выстраивания цепочек событий, которые к этому ведут.

Банковский сектор не хочет брать риски, потому что ему запретили. В итоге получается, что легче не принимать решение, чем рисковать и попасть потом под наблюдение. Капитализм всегда вылезал из кризиса на антрепренерстве, на риске, на финансовых инновациях, многие из которых заканчивались крахом. Теперь его зажали, поэтому у вас нет и не будет кредитного бума.

Если не будет свободы, то просто засохнем, это относится к мировой экономике, я уж не говорю про нашу страну. Зарегулировать и остановить экономику легко, а как потом ее раскачать. Европейский капитал всегда стоял на предпринимательском риске. В 2000-х годах, задолго до кризиса, Европа с этим своим регулированием, масштабным перераспределением стала проигрывать США. Они встали, примерно тогда, когда ввели евро".

Полина Бадасен, департамент денежно-кредитной политики Банка России

"Традиционная денежно-кредитная политика предполагала управление процентными ставками, которые являлись первым звеном трансмиссионного механизма. От краткосрочных процентных ставок строилась вся дальнейшая кривая доходности, определялись ставки по более длинным операциям, которые уже влияли на экономику.

Справиться с вызовами последнего кризиса традиционная денежно-кредитная политика не могла. Процентные ставки снизились в развитых странах практически до нулевого уровня, но это не давало стимулирующего эффекта. Вся цепочка трансмиссионного механизма сломалась из-за возросших рисков и большого количества дефолтов.

Центральные банки решили перейти к нетрадиционным методам стимулирования - прямому воздействию на более длинные ставки: через прямые покупки финансовых активов или существенное понижение требований к кредитному качеству финансовых активов, которые центробанки принимали в обеспечение по своим операциям. И через словесные интервенции: фактически официальное обещание бесконечно долго сохранять процентные ставки на предельно низком уровне.

ФРС США провела три раунда количественного смягчения: первый оценивается в $1,2 трлн, второй – в $600 млрд, потенциал третьего, который еще не завершен, оценивается в $1,5 трлн.

Программа количественного смягчения (QE) в США поддержала цены на мировых товарных рынках, постепенно вывела стоимость нефти на фундаментально обоснованный уровень. Конец каждого этапа QE сопровождался негативной реакцией рынка: цены на нефть немного снижались. Только объявление о начале сворачивания QE привело к глобальному оттоку капиталов с развивающихся рынков, что напрямую затронуло и Россию. Наблюдался масштабный отток с рынка акций и облигаций. Ожидается, что доходность наших облигаций продолжит расти вслед за доходностью американских.

Складывается странная ситуация, когда развитые страны имеют все шансы расти такими же темпами, как развивающиеся рынки. Зачем международным инвесторам вкладывать деньги в Россию, если наша экономика растет темпами около 1% в год, а американская – 2%; при совершенно разных рисках.

Отток капиталов с рынков развивающихся стран привел к масштабной девальвации национальных валют. Спорно, что девальвация способна оказать положительное воздействие на нашу экономику. Это не стандартная ситуация: девальвация сопровождается масштабным оттоком капитала, ростом неприятия инвесторами риска, что не стимулирует инвестиции.

Операции смягчения задумывались для симулирования кредитования экономики, но из-за глобального неприятия рисков и credit crunch они сработали не так, как ожидалось. Наблюдалась странная ситуация, когда огромными темпами росла денежная база и практически не росла денежная масса. Большая часть этих денег фактически возвращалась в ФРС. Поэтому процесс QE сильно затянулся. Но запуск программы помог США разрулить ситуацию на рынке ипотечного кредитования и поддержал настроения международных инвесторов вкладывать деньги в экономики повышенного риска.

Интересно, что в ходе QE трейдеры стали реагировать на новости противоположным образом. Раньше хорошая американская статистика означала, что все будет хорошо, можно инвестировать в рисковые активы. Сейчас логика перевернулась: хорошая статистика по США воспринимается как кошмар и прямая угроза сворачивания QE, инвестировать в рисковые активы нельзя".

Татьяна Митрова, Институт энергетических исследований РАН

"Мы наблюдаем серьезные трансформации мирового энергетического баланса, появление новых источников энергии, в том числе нетрадиционных источников традиционных видов топлива. Сланцевая революция у всех на устах, надвигается нефтяная. Диверсификация топливной корзины повышает устойчивость энергетической системы. В целом это хорошо, но для отельных сегментов это чревато серьезными потрясениями.

Транспортная отрасль монополизирована, и нефтяное топливо там будет доминировать. А в электроэнергетике происходит ужесточение межтопливной конкуренции. Не все произведенное будет рынком воспринято и переварено; надо отвечать жестким стоимостным критериям.

В условиях глобализации рынков межрегиональные перетоки ресурсов позволяют быстро выравнивать диспропорции. Последствием сланцевой революции внутри США стал безоговорочный выигрыш в межтопливной конкуренции сланцевого газа. Неконкурентоспособный уголь с американского рынка пошел в Европу, где он оказался более конкурентоспособен, чем поставляемый туда более дорогой газ. Стремительно снижается конкурентоспособность газовой генерации.

Чтобы газ вновь стал конкурентоспособен в Европе должно произойти либо существенное снижение цен на него – процентов на 30, либо повышение цены СО2 на рынке выбросов в 10 раз. И то и другое в обозримой перспективе представляется маловероятным. Газ начинает на глазах терять объемы поставок на этот рынок, что еще несколько лет назад казалось невероятным.

Никакие лозунги и призывы к декарбонизации не работают, если не обеспечена приемлемая экономика в газовой генерации. В Европе происходит противодействие рыночных сил тем экологическим концепциям, которые доминируют в руководстве Евросоюза. Уголь в эти концепции совершенно не вписывается. Там сейчас судорожно ищут меры, которые позволили бы сократить долю угля.

К таким шагам можно отнести решение голландского правительства принять едва ли не санкции к старым угольным электростанциям. Или принятое на уровне стран Евросоюза решение о закрытии всех крупных промышленных производств, возникших до 1971 года. Но оно спущено на усмотрение национальных правительства, и какие-то шаги в этом направлении пока предпринимает только Великобритания, возможно, что-то сделает Бельгия.

На самом деле вытеснение "грязной" энергетики приведет к замещению угля не газом, а скорее ветряками. Основная ставка сделана на возобновляемые источники. Газ рассматривается в качестве топлива переходного периода, чтобы поддерживать выработку в период наращивания мощности альтернативных источников энергии. В той же Голландии в последние годы было закрыто четыре газовые электростанции, которые не выдержали конкуренции (кстати, угольные станции все активнее загружаются).

Сланцевая нефть, приход которой на мировой рынок все со страхом ожидают, - недешевый ресурс: $60-80 за баррель даже на самых выгодных производствах. Она может компенсировать недостаток собственных энергоресурсов на территории стран, ее производящих. Но энергетический голод с учетом экономического роста в Азии все равно будет, для его удовлетворения потребуются все источники, дай бог, чтобы их хватило".

Александр Курдин, руководитель дирекции по стратегическим исследованиям в энергетике Аналитического центра при правительстве РФ

"Если раньше государства на своей территории обладали монополией на применение насилия, сбор налогов и т.д., то сейчас все более важным фактором становится конкуренция инвестиций, и государствам приходится конкурировать друг с другом за их привлечение.

С одной стороны, конкуренция является важнейшим элементом рыночного механизма. И по идее глобализация должна способствовать развитию конкуренции. Но мы сталкиваемся с тем, что на глобальных рынках конкуренция далеко не всегда совершенна. Торговые барьеры, препятствия для конкуренции снимаются, но глобальной защиты конкуренции не существует.

Наказания для международных картелей, в частности, витаминного, оказываются достаточно небольшими по сравнению с теми прибылями, которые эти картели имеют. Возникают парадоксальные ситуации, когда за преступления в одной стране картели преследуются в других странах, а ущерб возмещают третьим".

Игорь Макаров, кафедра мировой экономики ВШЭ

"Мы никогда не узнаем, в какой мере климатические изменения обусловлены антропогенным воздействием, а в какой естественными природными факторами. Все решения по климатическому регулированию как на национальном, так и международном уровне на самом деле решениями не являются.

Ключевая проблема - оценка ущерба. Разные модели оценки приводят к совершенно разным результатам: от 1% до 20% мирового ВВП к 2050 году. Эта разница связана не с техническими особенностями моделей, не с набором факторов, а с субъективными вещами, например, мы не можем понять, как дисконтировать ущерб, который у нас будет через 100 лет, так как на обычных рынках такие долгосрочные горизонты просто не рассматриваются.

Есть проблема выбора инструментов экологической политики. Система торговли квотами не работает, потому что изначально была порочна. Более оптимальным инструментом являются налоги на выбросы, но вводить их, администрировать сложнее.

В отличие от национального уровня, где государство может устанавливать налоги, распределять права собственности, налагать санкции, на международном уровне такого агента нет. В связи с этим стоит проблема неотвратимости санкций за нарушение странами своих обязательств.

Есть примеры не только негативного влияния изменений климата в виде возрастающего ущерба от наводнений, засух, бурь и тайфунов, но и положительного. В том числе, на примере России мы это видим в виде открытия для судоходства Северного морского пути, который используется все больше. Улучшаются условия для ведения сельского хозяйства в северных регионах мира".