ОЗК должна стать агрохолдингом национального масштаба, ориентированным на экспорт зерна - гендиректор компании Сергей Левин

В этом году на российском рынке зерна произошло знаковое событие - государство, кроме использования различных способов регулирования этого рынка, решило и само принять участие в торговле зерном. В марте указом президента Дмитрия Медведева на базе ОАО "Агентство по регулированию продовольственного рынка", 100% акций которого находились в федеральной собственности, было создано ОАО "Объединенная зерновая компания".

В конце октября проект стратегии развития компании на период до 2015 года был обсужден на заседании правительственной комиссии по вопросам АПК. На его доработку, согласование и утверждение отведен срок до 20 декабря.

О том, какие задачи поставлены перед ОЗК государством, как будет действовать компания для того, чтобы стать заметным игроком на российском и мировом рынках зерна, "Интерфаксу" рассказал гендиректор ОЗК Сергей Левин.

- Проект стратегии ОЗК недавно обсуждался на заседании правительственной комиссии по АПК. Давайте конкретизируем, на что нацеливает этот документ? Какие задачи он ставит перед компанией? Как шла работа над стратегией?

- Стратегия нацелена на то, чтобы преодолеть конкурентные недостатки российского зерна при его поставках на экспорт. Если в связи с этим говорить о роли нашей компании, то это приведет к тому, что она должна стать крупным игроком на зерновом рынке. Компания должна стать агропромышленным холдингом национального масштаба, который ориентирован, прежде всего, на экспорт российского зерна.

Хотя, естественно, мы рассматриваем все направления развития, определенные указом президента. И все-таки смысловая нагрузка всех этих направлений говорит о необходимости увеличения экспортного потенциала.

В ходе работы над проектом стратегии мы провели серьезные маркетинговые исследования, встречались с различными экспертами в этой области. Нам практически единогласно сказали о том, что у России огромный недоиспользованный зерновой потенциал. Мы преодолели свою многовековую зависимость от погоды и практически вне зависимости от погодных условий можем выращивать сегодня не менее 100 млн тонн зерна в год. А в краткосрочной перспективе - до 120-130 млн тонн. По свидетельству экспертов, просто сохранение того уровня поддержки, которая уделяется сегодня сельскому хозяйству, приведет к такой возможности.

В то же время, по экспертному мнению, перспектив для существенного увеличения внутреннего спроса нет. Это связано и с демографической ситуацией - больше едоков в стране с годами не появляется. Баланс потребления тоже не в пользу зерна и продуктов его переработки. Вкусы все больше смещаются в сторону мясных и молочных продуктов, овощей. И из-за этого значительной перспективы для увеличения внутреннего производства зерна нет.

- А как же стремительно развивающееся животноводство? С его ростом значительно возрастает потребность в кормах.

- Если мы будем идти по инновационному пути развития кормопроизводства, то даже развитие животноводства не приведет к увеличению внутреннего потребления зерна, поскольку относительное количество зерна в комбикормах будет снижаться.

Сейчас же у нас на производство литра молока или килограмма мяса используется почти в три раза больше комбикормов, чем в развитых странах. Этот перекос должна устранить интенсивная модель развития кормового хозяйства.

- И все-таки - есть ли оценки возможного роста потребления зерна и каковы они?

- Эксперты максимальный потолок увеличения внутреннего потребления зерна к 2015 году оценивают всего в 10% от сегодняшнего уровня. При этом программа по развитию животноводства будет, как вы правильно отметили, развиваться. Но мы не считаем, что она приведет к существенному росту потребления зерна, если, подчеркну, мы будем развиваться по интенсивной модели, а не просто скармливать зерно скоту.

Из всего сказанного следует простой вывод - если мы в состоянии стабильно и надежно производить большие объемы зерна и нам не нужны эти объемы для внутреннего потребления, значит, есть только один путь его использования - реализация на экспорт. Тем более что в мире голодает около 1 млрд человек и потенциальный мировой спрос, безусловно, присутствует.

В ходе разработки стратегии, конечно же, было уделено значительное внимание маркетингу мирового рынка. Анализ показал, что у мирового рынка есть возможность принять значительную часть российского зерна.

- На чем основан этот вывод? Есть ли у российского зерна конкурентные преимущества, и в чем они?

- Есть, конечно. Первое - у нашего зерна достаточно разумное сочетание цены и качества. Второе - основной рост спроса на зерно на мировом рынке прогнозируется именно в среде массового зерна, то есть там, где сильны позиции России, и на тех рынках, где мы играем значительную роль - Северная Африка, Ближний Восток. В Египте, например, население каждый год увеличивается на миллион человек, и это потенциальные потребители нашего зерна. Египет - крупнейший покупатель российского зерна, на который приходится четверть нашего экспорта.

Кроме того, у нас достаточно удобное географическое положение по отношению к основным рынкам сбыта. Наши черноморские порты имеют очень короткое и прямое транспортное плечо до основных рынков и до тех рынков, на которых потребление зерна будет увеличиваться в перспективе.

Это все создает значительные предпосылки для того, чтобы увеличивать объем российского экспорта зерна.

У этого направления есть, конечно же, альтернатива. Она очень проста - снижать объемы внутреннего производства, не давать им развиваться до тех объемов, которые мы сегодня уже без больших затрат можем получить. Что это будет означать? То, что та поддержка, которую государство оказывало в последние годы сельхозпроизводителям, окажется ненужной, нереализованной на практике. Мы доказали, что можем выращивать большие урожаи, и если мы добровольно откажемся от этого, то снизим уровень дохода сельхозпроизводителей, уровень добавочного продукта, который появляется на селе, а значит в стране.

Это не тот путь, на который ориентируют компанию правительство и министерство сельского хозяйства. Так что, на наш взгляд, единственный путь эффективного использования потенциала России и его развития - это экспорт.

- Но в последнее время остро встал вопрос о слабой инфраструктуре нашего зернового рынка. Большой экспортный потенциал упирается в нехватку элеваторов, портовых мощностей. Какая роль отводится компании в решении этих вопросов?

- Да, действительно, беда нашего зернового хозяйства - это слабость инфраструктуры. Как всегда, в России две беды. И одна из них - дороги. В данном случае зерновой дорогой является инфраструктура по доставке зерна до точки экспорта. Вся инфраструктура у нас уже сегодня не соответствует потребностям страны и ее сельского хозяйства.

В процессе работы над стратегией мы подробно проанализировали и элеваторное хозяйство, и транспортную сеть, и портовые мощности. И видим отставание везде. Из зернохранилищ, мощности которых рассчитаны на 118 млн тонн, только 30% - это нормальные линейные элеваторы, в достаточной мере соответствующие современным требованиям.

Большинство зернохранилищ - это ангары и напольные склады. По экспертным оценкам, значительная часть из них сильно изношена. Поэтому уже сегодня существует дефицит качественных элеваторных мощностей для хранения зерна. Не каких-то особенных элеваторов, а просто современных, надежных, емких и расположенных в основных зернопроизводящих регионах.

Наболевшая проблема и транспортировка зерна. Притчей во языцех стала доставка зерна по железной дороге. И это вовсе не потому, что у железнодорожников есть желание монопольно ободрать крестьянина. Проблема, в первую очередь, в том, что у нас неэффективно реализована внутренняя логистика. Каждый сельхозпроизводитель пытается отгрузить свое зерно в своем отдельном вагончике. Затем этот вагончик идет на первую сортировочную станцию, на вторую, цепляется к поезду, отцепляется от него... Простои на сортировочных станциях - до двух недель, что, естественно, приводит к существенному удорожанию стоимости перевозки.

Это не только удорожание стоимости, но и длительные сроки доставки зерна до точки экспорта, это отсутствие планирования, невозможность эффективной доставки больших партий грузов.

Я уже приводил в пример США, где более 90% всех перевозок зерна осуществляется стандартными маршрутными поездами по закольцованным маршрутам. У нас же маршрутных перевозок зерна по сути сегодня просто нет.

- Как выглядит эта система и реально ли наладить ее функционирование в России?

- Конечно реально, хотя и не сразу. Маршрутный поезд - 54 зерновоза, которые загружаются единым поездом на элеваторе, специализирующимся на перевалке. На этот элеватор свозится зерно, услуги на перевалку на нем значительно меньше, чем на элеваторе длительного хранения. Такой элеватор зарабатывает за счет большого оборота. У него специальная инфраструктура, которая позволяет одновременно загружать или разгружать поезд. Именно с этого элеватора поезд идет единой отправкой до конечной точки и там быстро разгружается и уходит.

Чтобы поезд не простаивал на подъездных путях, необходима система диспетчеризации перевозок. Нужна система управления, которая позволит подгонять поезд к порту как раз тогда, когда к нему подходит судно, заказанное экспортером под отгрузку. Тогда стоимость погрузо-разгрузочных работ будет снижаться, скорость погрузки-разгрузки будет значительно выше. Сейчас, например, стандартное судно загружается в Новороссийске в 4-5 раз дольше, чем в порту Руана во Франции. Это наш основной конкурент на средиземноморском направлении. И стоимость портовой перевалки во Франции составляет не более 5 евро за тонну, а у нас 470 рублей. Вот и считайте.

Все это вместе взятое создает огромную тяжесть, которая давит на всех - и на сельхозпроизводителя, и на экспортера, существенно снижая конкурентоспособность всего российского зерна.

И свою задачу мы видим в том, чтобы повысить экспортный потенциал российского зерна, в первую очередь через снижение инфраструктурной нагрузки. Оно должно заключаться как в снижении стоимости этой нагрузки, так и в повышении оборачиваемости зерна на всех участках - на элеваторах, при транспортировке, в порту.

В этой работе мы не претендуем на то, чтобы что-то решать за железную дорогу. Мы делаем свою работу не в противоречии с тем, что делает "Русагротранс", а параллельно. Мы говорим о том, что работу по организации экспортных потоков, которую будет вести компания, с самого начала надо выстраивать в маршрутизированном варианте.

- Какова структура вашей компании? Насколько она учитывает поставленные перед ОЗК задачи? Какие изменения произошли в результате ее трансформации из агентства?

- Сегодня в структуре компании 8 основных департаментов. Структура, конечно же, претерпела изменения по отношению к структуре агентства, потому что у агентства была одна задача - проведение государственных товарных и закупочных интервенций. По сути был один департамент товарных интервенций и обслуживающие его подразделения.

Та структура, которая есть у нас сейчас, имеет переходный характер и безусловно претерпит изменения после того, как будет окончательно доработана и утверждена стратегия и мы приступим к ее исполнению. При реализации стратегии потребуется еще, может быть даже не одно, изменение организационной и штатной структуры компании.

Сейчас структура компании позволяет делать две вещи. С одной стороны - надежно решать старые задачи, то есть проводить интервенции. С другой - создавать возможности для дальнейшего развития. В частности, у нас сформирован департамент корпоративного управления, который необходим для того, чтобы управлять тем разрозненным и многочисленным имуществом, которое нам передается в соответствии с указом президента. А именно 31 предприятие с долями от 25% до 100 % акций.

Мы сейчас ведем работу по инкорпорированию этих акций в уставный капитал компании. Эта работа должна быть завершена до конца этого года, и непосредственно этим занимается департамент корпоративного управления.

Естественно, мы развиваем и укрепляем коммерческий департамент, потому что задача стать крупным экспортером российского зерна требует соответствующего кадрового обеспечения. Пока что компания не проводит активных экспортно-импортных операций, но задел для этого мы формируем уже сегодня.

Другие департаменты также претерпевают изменения. Правовой департамент, например, в большей степени начинает смотреть в сторону коммерческих, внешнеторговых операций. Финансовый департамент, который сейчас развивается, будет заниматься проектным финансированием.

- Насколько изменился кадровый состав компании?

- Я не сторонник революций. Эволюционный путь развития, с моей точки зрения, обеспечивает большую эффективность в перспективе, поэтому создание компании не сопровождалось ни массовыми увольнениями, ни массовым набором персонала.

Идет подбор кадров по каждому конкретному направлению, мы и здесь советуемся с экспертами.

- Если вернуться к проекту стратегии, то какие задачи ставит она перед компанией на зарубежных рынках?

- В перспективе, а именно к 2015 году, мы ставим перед собой задачу нарастить объем экспорта зерна до 15-16 млн тонн в год. Естественно, что это очень значительный объем зерна, для экспорта которого нужно проделать большую работу.

Начать экспорт зерна мы планируем в следующем году. И, вероятнее всего, начнем именно с экспорта зерна интервенционного фонда, поскольку, по мнению экспертов, на рынке зерна не произойдет таких серьезных изменений, которые создали бы необходимость для государства иметь столь большие запасы зерна. Поэтому по сути альтернативы реализации этого зерна на экспорт у государства, наверное, нет.

В будущем году мы ставим задачу экспортировать до 4 млн тонн зерна. Это непросто, поскольку перед нами одновременно стоит и задача не нарушить сложившиеся экспортные поставки частного бизнеса.

Мы не должны вести себя как слон в посудной лавке. В проекте стратегии этот момент обговаривается отдельно - не предусматривается ни в коем случае использование монопольных механизмов перераспределения рынка или получение компанией особых прав и привилегий.

Наши действия на внешних рынках будут вестись по разным направлениям. Это и реализация зерна по коммерческим контрактам сверх имеющихся сегодня объемов экспорта в страны, которые являются традиционными покупателями российского зерна. Это и использование возможностей государства в плане работы по межправительственным соглашениям, и выход на те рынки, на которых мы не представлены, в том числе и с использованием механизмов связанного кредитования. Это и участие в гуманитарных программах ООН.

В настоящее время мы как раз завершаем расчет конкретного проекта по обеспечению экспорта как 2010 году, так и в последующие годы.

- Какие направления экспорта, на Ваш взгляд, являются наиболее перспективными?

- Это, прежде всего, то же направление, куда традиционно идет российское зерно - Северная Африка и Ближний Восток. Причем в этих регионах появляются новые возможности. Показателен пример Саудовской Аравии, которая приняла решение отказаться от производства зерновых на своей территории. И это дает нам дополнительные возможности для поставки своего зерна, в том числе и из интервенционного фонда.

Кроме того, есть такие страны, в которые частный экспортер боится продавать зерно по причине большого риска из-за неплатежей. В этом случае возможно использование государственных гарантий, механизма межправсоглашений для продвижения туда российского зерна.

Есть также Азиатско-тихоокеанский регион, в котором позиции российского зерна не очень сильны, чему в первую очередь мешает дорогая внутренняя логистика и отсутствие терминала на Дальнем Востоке. Это серьезное направление для приложения усилий, этот рынок не меньше по своему потенциалу, нежели рынки Северной Африки и Ближнего Востока.

И на него мы тоже обращаем внимание и в инфраструктурном плане - то есть через участие в строительстве дальневосточного портового терминала, выстраивание схемы эффективной логистики как по пути к этому терминалу, так и в доведении этого зерна до конечных потребителей в странах АТР.

- Сергей Львович, но как компания собирается экспортировать зерно при сегодняшней мировой конъюнктуре, если государство закупало его в интервенционный фонд по значительно более высоким ценам?

- Чтобы зерно интервенционного фонда продавалось на экспорт и было конкурентоспособным, нужно, чтобы это зерно в порту Новороссийска на условиях FOB стоило столько же, сколько сегодня стоит зерно в этом порту на тех же условиях. Это возможно только при принятии правительством соответствующих решений по формированию цены реализации зерна интервенционного фонда.

- Значит ли это, что речь идет о преференциях для ОЗК при экспорте этого зерна?

- Ни в коем случае. Речь идет о цене реализации зерна интервенционного фонда. Если государство принимает решение об установлении определенных цен при закупке зерна, то никто другой, кроме государства, не может принять решение о его реализации по сегодняшней рыночной цене. Либо не продавать зерно на экспорт, но тогда придется и дальше серьезно тратиться на его хранение.

- Создание инфраструктуры зернового рынка, системы логистики требует больших затрат. Сколько средств потребуется компании?

- Денег на любую хорошую вещь надо немало. Развитие инфраструктуры будет идти по трем направлениям. Первое - собственные элеваторные мощности. Современных элеваторов в стране не хватает. Цифра обсуждаемая, есть разные точки зрения. Но в целом эксперты говорят о дефиците в 30-40 млн тонн элеваторных мощностей. В какой части восстановления этого объема будет принимать участие ОЗК, зависит от объема финансирования. Но мы говорим не о том, что нужно построить какое-то количество элеваторов. Мы говорим о том, что нужно построить или реконструировать определенное количество элеваторных мощностей в определенной логике. Эти элеваторы должны укладываться в то, что мы называем схемой эффективной логистики.

Безусловно, мы рассматриваем дальневосточный регион в качестве перспективного. Там терминала нет, что не дает возможности полностью раскрыть потенциал Сибирского федерального округа.

Мы сейчас прорабатываем возможные площадки для строительства. Их несколько. На каждой разные условия, на одной недостаточно развита железнодорожная структура, на другой - нет глубин. По совокупности возможностей, которые предлагает площадка, мы рассчитываем не позже первой половины будущего года определиться с конкретным местом, которое нам представляется наиболее целесообразным для обустройства терминала и выйти с защитой этого проекта в правительство.

При этом мы рассматриваем разные варианты финансирования. Возможно участие государства, естественно. Но мы прорабатываем и альтернативные варианты. В частности, рассматриваем в качестве партнеров и частные компании, производящие зерно в Сибири, и железнодорожников.

Мы нацелены на то, чтобы наиболее эффективным образом добиться решения поставленной государством задачи. Если наиболее эффективным для государства будет наше основное участие в этом проекте, значит, мы исполним это решение государства. Если наиболее экономически целесообразным будет, например, участие в объеме 25%, а остальное - от других инвесторов, значит, будет реализовываться этот вариант проекта.

После того, как мы защитим стратегию, выйдем на детализацию этого проекта. И тогда будет понятна его финансовая составляющая.

Но подчеркну: мы абсолютно открыты для любых предложений о сотрудничестве. А они уже поступают, и мы их внимательно рассматриваем. Со стороны бизнеса есть интерес, есть инициатива. На фоне финансового кризиса частный бизнес понимает, что тяжело в одиночку реализовать крупные и очень долго окупающиеся проекты.

Но все равно бюджетное финансирование потребуется в той или иной мере. Почему? Все-таки инфраструктура - это задача государства. Инвестиции в инфраструктуру очень долго и очень медленно окупаются. А выгодоприобретателем от нее в первую очередь является государство, потому что частный бизнес, который использует эту инфраструктуру, приносит в страну деньги, создает рабочие места, позволяет сельхозпроизводителям получать прибыль. Поэтому государство должно участвовать в финансировании и развитии крупных инфраструктурных объектов, а частный капитал вправе рассчитывать на то, что государство этот свой долг выполнит.

Масштабные затраты государства на долгосрочные проекты в инфраструктурной сфере всегда себя окупают.

- Вы говорили о логической цепочке элеваторов для продвижения зерна. Уже намечены какие-то точки в этой цепочке? Где будут размещены эти элеваторы?

- На самом деле, если говорить о формировании дальневосточного направления движения зерна, то там часть элеваторов уже есть, они выстроены вдоль железной дороги. Но они мало используются и недооценены, потому что сегодня никуда не ведут. Наша задача - открыть это узкое горлышко, тогда и то, что там имеется, заработает с иной эффективностью. Конечно, потребуются и новые элеваторы, и они будут встраиваться в эту логическую цепочку. Либо это будет элеватор в каком-то крупном зернопроизводящем регионе, либо - узловой элеватор, рассчитанный, в первую очередь, на оборот зерна, на его перегрузку.

И то, насколько актуально решение этой задачи, показал текущий год, когда крестьяне Сибирского округа получили рекордный урожай. И излишки этого зерна давят на цену, что сразу же показали зерновые интервенции. Себестоимость сибирского зерна ничуть не ниже, чем зерна в центральном черноземном регионе. А его цена в первые дни торгов оказалась существенно ниже, именно из-за очень большого давления урожая. Биржа показала реальное положение дел.

Конечно, в ходе интервенций часть излишков зерна будет убрана с рынка. Но если их дополнить работой по выведению этого зерна на экспорт, то в долгосрочной перспективе это существенно снизит затраты государства, например, на хранение зерна в интервенционном фонде.

- В проекте стратегии говорится о новой модели зерновых интервенций. Почему возникла необходимость менять механизм, который доказал свою эффективность? И в чем новшество?

- Да, интервенции в качестве механизма регулирования рынка, как говорят специалисты, в целом доказали свою эффективность. Они способствуют сглаживанию сезонных колебаний цен, снижают напряжение как при избыточном, так и при недостаточном урожае.

Но интервенции не могут быть статическим механизмом, поэтому претерпевают сейчас и будут претерпевать в дальнейшем определенные изменения. Это весьма затратный для государства механизм регулирования рынка. В ходе предыдущих интервенций, например, на закупку более 8 млн тонн зерна государство затратило почти 40 млрд рублей. Кроме того, на обслуживание фонда только в этом году из федерального бюджета будет потрачено около 9 млрд рублей. С учетом закупки зерна этого года, в следующем году потребуется еще больше. По первым дням интервенций казалось, что будет закуплено 3 млн тонн зерна, сейчас, скорее, речь идет о 2-2,5 млн тонн. Значит, объем интервенционного фонда будет почти 11 млн тонн зерна, затраты на хранение могут увеличиться до 12-13 млрд рублей в год. А это огромные деньги.

К тому же зерно - не коньяк, от длительного хранения оно, к сожалению, не улучшается в качестве и в цене не растет.

Поэтому механизм интервенций должен претерпевать изменения. Нужен очень тщательный просчет объема интервенций и мест закупки зерна. Надо также очень точно рассчитывать время, когда можно входить с интервенционным зерном на рынок для того, чтобы его не сломать. Производителю выгоднее продать зерно как можно раньше, а экспортерам лучше подождать максимального падения цены. Задача государства - быть арбитром в этом вопросе, определять такой момент, который, с одной стороны, не доведет сельхозпроизводителя до крайней нужды, а с другой - даст возможность экспортеру эффективно реализовывать российское зерно за рубежом и не сломает экспортный поток.

Но сам по себе этот механизм, я имею в виду интервенции, не может компенсировать избыточный урожай. Государство не может каждый год расходовать по 40 млрд рублей просто на скупку зерна на рынке. Значит, должны разрабатываться и иные механизмы обеспечения крестьянина деньгами, в частности, залоговые операции с зерном, которые доказали во всем мире высокую эффективность. Этот механизм вносится в доработанный механизм стратегии развития нашей компании.

Это механизм, при котором крестьянин в момент максимального падения цены на зерно и одновременно в момент, когда ему нужны деньги на возврат кредитов, на другие расходы, может получить финансирование под залог зерна. Да, залоговая цена будет ниже, чем на зерновых интервенциях, но зато крестьянин получит право его обратного выкупа в установленный срок, когда конъюнктура пойдет вверх. У него будет право выбора - либо он использует этот льготный кредит, полученный от государства или по поручению государства от его агента, и потом вернет свое зерно, либо, если он рассчитает свои силы и решит, что не стоит выкупать зерно, оставит его в распоряжении государства или его агента. Но это существенным образом снизит нагрузку на федеральный бюджет, потому что зерно будет оплачено бюджетом по совсем иной цене, чем при закупочных интервенциях.

Но я не говорю, что один механизм должен заместить другой. Эти механизмы вполне мирно могут уживаться параллельно.

- А каким, по Вашим оценкам, должно быть оптимальное соотношение зерна, закупаемого в интервенционный фонд, и направляемого в залог?

- Это вопрос будущего, надо начать эти операции и посмотреть, как они будут работать, а потом уже по балансу принимать решение о соотношении. Надо также учитывать возможности государства по закупкам в интервенционный фонд.

При этом хотел бы отметить, что регулирование зернового рынка - это государственная функция. Мы можем только предлагать варианты, не претендуя на то, чтобы замещать или подменять собой какую-то часть общей государственной функции по регулированию рынка.

- В проекте стратегии есть такой показатель, как неснижаемый запас зерна в интервенционном фонде. Указан объем в 5 млн тонн. Это уже ориентир.

- По результатам консультаций с экспертами мы пришли к выводу, что этого достаточно для стабилизации неблагоприятной ситуации на рынке, для того, чтобы сгладить возможные изменения рыночной, ценовой или сезонной конъюнктуры. Поэтому в стратегию мы заложили такую экспертную оценку.

- Планирует ли компания выкупать акции передаваемых ей предприятий и элеваторов, где у нее нет 100-процентного владения?

- Это будет определяться исключительно экономической целесообразностью. Мы выстроим свое видение инфраструктурной схемы, создадим схему экспортных каналов российского зерна. В соответствии с ней, несомненно, появятся узловые точки, то есть те элеваторы, которые должны быть в определенном месте.

Если это наши элеваторы, значит, все уже есть. Если нет, значит, может рассматриваться вопрос об их приобретении, хотя и не в приоритетном порядке. Если там ничего нет, значит должен решаться вопрос о строительстве новых элеваторов. При этом любой из этих сценариев может реализовываться на паритетных началах. Для нас не имеет значения - принадлежит ли нам элеватор на 25% или на 100%, если он работает в интересах общей логистической схемы.

Но на рынке нередки случаи, когда частный собственник говорит: нет, на моем элеваторе чужого зерна не будет, только мое, под мои экспортные поставки. В этом нет никакой экономической логики, но мы не можем этому противодействовать. Если в нашей схеме окажется такой элеватор, значит, нам надо будет говорить о строительстве нового элеватора, либо о каких-то партнерских взаимоотношениях, при которых этой ситуации не будет.

Хочу отметить, что участие частного капитала в соответствии со стратегией в первую очередь предусматривается в виде имущественных объектов, а не продажей акций или долей в компании. Под выполнение поставленных задач нужны имущественные объекты.

В ходе создания проекта стратегии, принятого за основу для дальнейшей работы, мы получили много конкретных замечаний и предложений от администрации президента, правительства, ряда министерств. Все они учтены в ходе его доработки. Ряд ключевых показателей претерпел изменения. Сейчас эта работа близка к завершению, и в течение ближайших двух недель проект пойдет на дальнейшее согласование. Мы должны завершить эту работу до 20 декабря. Я абсолютно уверен, что мы с этой работой справимся и после утверждения стратегии начнем прорабатывать конкретные проекты развития инфраструктуры.